«… Дух – известно, что такое Дух:
            Жизнь, сила, чувство, зренье, голос, слух
            И мысль без тела…»

            М.Ю. Лермонтов

            «Культура – вечная вдова.
            Супруг покоится в Мемфисе».

            Н.А. Клюев

В «Переменах» я прочёл текст Ивана Зорина о приключениях Homo Erectus-Homo sapiens на дорогах культурной эволюции.

Судя по ремаркам в его коротких лирических отступлениях, мы с ним единомышленники в отношении к тому, что творится сейчас на улице и в умах наших юных, молодых и не очень современников. Однако с его выводами и мрачными прогнозами я согласиться не могу. Не потому, что я оголтелый оптимист.

Действительность часто выглядят действительно страшно: мельчают и просто исчезают моральные нормы, всплывают на поверхность инстинкты, оттуда вылупляются и множатся извращенцы, умирают книги, скудеет нормальный литературный язык, слово заменяется пошлым стишком, убогой картинкой, жестом, мимикой, междометиями… Это результат работы мемов нашего грязного залапанного трёхмерного мира (мем – «единица культурной информации» по Докинзу).

Культуры всё это очень близко может касаться, только по большей части это не культура, это пена. Это то, что недавно называли поп-культурой, иначе попсой. Однако термин сегодня размылся и из недр того, что раньше обнималось этим понятием, на сцену выплеснулась и настоящая культура, а не её подделка, во всяком случае в России. Так что здесь наш вездесущий трёхмерный привычно-заурядный мем несёт потери. Такое бывало и раньше, достаточно вспомнить The Beatles; но ушёл Леннон, и остаток мигрировал в попсу.

Если заглянуть к ювелирам, станет ясно, что диадема императрицы Елизаветы Алексеевны, жены Александра I, – искусство, то есть культура, а пасхальные яйца работы Фаберже – попса.


Рисунки заимствованы из книг: 1.«Сокровища алмазного фонда СССР». Сов. художник. М. 1967. 2. Н.М.Лосева, Н.А.Сидорова «Искусство Этрурии и Древней Италии». М. «Искусство» 1988.

Этрусская бронза, будь это «капитолийская волчица», «мальчик» или «Брут» – искусство, а бесконечные реплики главного вождя революции 17-го года в России, неважно, в бронзе, гипсе, глине, бетоне, всё равно, — попса.

Храм Василия Блаженного в Москве, этот ликующе-нарядный расписной терем, устремлённый к Богу, – искусство, а кремлёвский Дворец съездов или гигантское сооружение МИД на Смоленской площади – попса. Примером попсы в живописи могут служить бесчисленные голландские натюрморты XVII века. Холсты скрупулёзно выписаны, холодно-красивы, заставлены аксессуарами до последнего сантиметра, но… пустые, воистину «натура мёртвая».

Сравните их с рисунками детей, чем ближе к младенчеству, тем лучше (см. «…Непроезжий Путь. 12. Дети во Вселенной. Продолжение»). Жизнь кипит в них. Мемы, которые цепляют взрослых, их почти не затрагивают, у них свой мир и своя культура. Они её черпают из окружения, из своих снов и продолжающих сны фантазий – из видений, которые взрослым уже – и давно! – недоступны.

Это видения из мира Духа, для малых детей он не менее реален, чем тот, в котором они просыпаются. У них странные и очень жёсткие фильтры, отцеживающие сплошь одну невербальность – виртуальность: любовь, добро, зло, страх, победу над злом и страхом… Они рисуют принцев и принцесс, своих собак и кошек, рыбок, мышек… всё, что их удивляет, и всё, что приносит радость. Но также то, что заставляет их дрожать от страха. При этом они безошибочно знают, что могут найти убежище только там, где царит любовь, верность и благородство.

Не упускайте случая, люди. Всматривайтесь в рисунки своих чад, они вас многому научат. А ещё дадут возможность вовремя разглядеть и поощрить талант. Талант – дар Божий, большой грех его не заметить и не дать ему дорогу. А потому вам обязательно нужно показать эти рисунки учителю рисования.

Сегодня ещё вполне возможно, что это будет не производитель инсталляций, поклонник Маринетти и Малевича, а скромный носитель истинной культуры, ревнитель того, что лежит в основе этой самой культуры – выразитель Духа. А может и яростный её защитник, чьё кредо близко Максиму Кантору и Ивану Зорину, и вообще душам человеков – тех, у кого она есть, эта душа. Дух и душа – слова одного корня! Все прочие останутся в картотеке Дарвина, слово «человек» тут не подходит, в лучшем случае гоминид, но вообще-то обезьяна.

*

«Теория эволюции» Ч. Дарвина («Происхождение видов путём естественного отбора», 1859 г., «Происхождение человека и половой отбор»,1871 г.) и «культурная эволюция»… Параллели тут весьма сомнительны.

Надо заметить, что по свидетельству современников Дарвин был человеком верующим, хотя и не очень богобоязненным, и причастность Бога к сотворению человека, пусть в какой-нибудь неканонической версии, возможно, не отрицал.

Однако с людьми, соприкасающимися с материализмом, в выводах приходится быть осторожным, особенно если это англо-саксы. Сами-то они не особенно задумывались над библейскими постулатами гуманности Нового Завета, когда рубили головы своим монархам или выстраивали многокилометровые шеренги виселиц, на которых болтались 72 тысячи(!) несчастных, «виновных лишь в том, что стали бродягами» (А. И. Герцен) – это британские реалии XVI века в эпоху Генриха VIII (см. В.М. Зимин «Сны о культуре», ч.1. «Евразия»).

Возможно, правда, что в этих экзекуциях они ориентировались, в основном, на Ветхий Завет. Похоже, они всегда, и сегодня тоже, на него ориентируются. Тогда количеству отрубленных голов и голов, задушенных в петле, удивляться не приходится.

*

Мемы особенно охотно и успешно изобретает реклама, то есть торгаш. Этим наплевать на всё. Я недавно услышал, как борзо-бодрый рекламный энтузиаст проговаривает: «лоеве»; не сомневается, так и чеканит – «лоеве», с твёрдым «л». Узнали? Нет? Это немецкий «лев», где «о» с умлаутом. Не знаю, как без него записать произношение по-русски; ближе всего будет «лёове», где «ё» и «о» слышно, «е» – никогда, «л» мягкое.

Тут мемы бьют в самое сердце, поскольку любая национальная культура начинается с языка и с традиции пользования им.

Главный мем 2015 года я (краснея!) лицезрел в предновогоднем «Мобильном репортёре» на «Вестях-24» в TV – выставленные в соцсетях голые задницы голливудских и прочих прелестниц из числа VIP-персон.

Впрочем, мем вполне предсказуем – вспомните макак в зоопарке, которые то и дело норовят продемонстрировать вам свой зад: это их оружие, ничего другого у них нет, все их мозги вот они… И лучше бы объясняться здесь, используя словарь поручика Ржевского, очень подходит к случаю, но у меня всё равно язык не поворачивается. Может и напрасно, вошло бы сразу в международный лексикон, имея маску-прикрытие «мем-2015». Вот это мем, так мем!

Скажете – это не «культурная информация». Да нет, такая у них культура, вспомним тот же «loeve», «аликапсов», «Конкурсы красоты» или «Playboy», даже бордели там могут быть в «культуре». Одним словом – это культурный суррогат, псевдокультура, попса…

*

Если задать г-ну Докинзу и мадам Д. Дэннет вопрос, что есть Бог, ответ у них, наверное, найдётся. Но я хочу задать другой вопрос: «Что такое ци?». Если они в теме, могут сказать: «Этого никто не знает». Это правда, но в контексте нашего разговора не ответ.

Могут ответить иначе: «Сказки, выдумки». Ответ неверный, поскольку сотни поколений людей, воспитанных в парадигме ци, скажем, в Китае, достигли выдающихся результатов в самых разных областях знаний, включая и культуру, например, поэзию, живопись и каллиграфию. Боевые искусства здесь упоминаются чаще всего, но, по словам самих мастеров кунг-фу, они не считали своё искусство чем-то исключительным, признавая тем самым наличие уровней достижения куда более выдающихся (см. В.М.Зимин «Тай Цзи. Путеводитель. С Чэнь Синем и не только»).

Понятие «культура» и весь вербальный набор, с помощью которого её описывают, принадлежит, главным образом, виртуальности. Виртуальности истинной, которая по определению невербальна.

Виртуальность искусственная, то есть компьютерная, ставшая обыденной в нашей повседневной суете, не в счёт – её мемы нам известны и понятны. А что там – за пределами слов, в параллельных мирах, в царстве ци, в виртуальности истинной? Там своя вселенная, и слово «мем» нельзя тут даже упоминать, иначе возникнет путаница, хаос, из которого не выбраться. Люди, причастные к воздействиям этой истинной виртуальности, пытались облечь её в слова, но тут же сами признавали свои попытки безуспешными: «мысль изреченная есть ложь». Лао-цзы, сопрягая действительность и сакральное знание, почти только об этом и говорит в своём «Дао-дэ цзин».

Удача ждала здесь только поэтов, магически сплавлявших смысл, звук и слово. Нобелевский комитет мог отдать Борису Пастернаку премию за его «Доктора Живаго и без его знаменитых стихотворных вставок.

Патроны Нобеля – политики, они политиканствуют всегда и не раз уже смешили людей своими неожиданными выходками. Но именно эти вставки Пастернака, его «Свеча» и «Магдалина»… взрывают содержание романа, отодвигая его далеко за пределы трафарета. Трафарета пусть трагического, только кого можно удивить трагедиями в нашем давно заблудившемся мире?

Люди редко ведают, что творят и в будущее дальше завтра или послезавтра обычно не заглядывают, политики не исключение. И слава Богу. Пусть вопреки своим расчётам, но хоть тут они поработали на культуру, несмотря на то, что двигали ими в тот момент стандартно-убогие мемы привычно-лживого Запада. Пастернак – автор «Августа» и сотен других волшебных строк на русском языке. А это и есть культура…

*

Человек в музее видит перед собой витрину, много витрин, заставленных предметами. С равнодушным любопытством скользит взглядом. И вдруг… Когда он это видит, он немеет. Как удар в сердце. Все чувства в этот момент молчат, ступор. Только потом могут быть ахи-охи…

С этой немотой ничто не сравнится. Никакие расшикарные световые и шумовые шоу, когда в присутствии толпы бьёт падучая от выбросов адреналина. Ничто не сравнится с этой немотой – в одиночестве и в единении с чем-то грандиозным, куда тебя пустили на мгновение. Такое запоминается навечно, упрятанное, хранится где-то в тайниках души, а потом время от времени возвращается – приходит эхом. Вот это и есть культура. Остальное – мусор…

*

Символ <…> означает купюру. Я должен извиниться перед читателем, но фрагмент текста, забранный в такие значки, я хотел бы видеть только в печатном издании. Так будет всегда, когда вы их увидите. Причин, почему приходится делать купюры, несколько:

1. Это посильная для меня акция в защиту книги. Кто не дорос до книги, не дорос до уровня, когда вручают знание.
2.Есть вещи, которые опасно тиражировать. Они требуют раздумий и должны быть доступны только тем, кто их поймёт. Ему решать, возьмёт он их на вооружение или нет.
3. Как известно, существует право интеллектуальной собственности. У кого кроме неё ничего нет, тот проживает-существует, по сути, на обочине жизни: полнокровная жизнь стремительно катит мимо у них перед глазами, они же волочатся сбоку, на обочине. Я говорю не о себе, у меня есть хотя бы пенсия, и если бы не ростовщики и Герман Греф, мне её хватало бы. Но есть тысячи талантливых и молодых, которые не знают и такого минимума. И как им жить? – талант побоку, рукописи в стол, дуй в продавцы, юристы, охранники или бандиты?
4. Тут даже такие авторитетные и уважаемые веб-издания, как «Перемены», ничем не могут им помочь, разве что предоставить право быть услышанными.
5. По сути, это разговор о культуре. Не будет книги, будем падать. Никакой гаджет книгу не заменит. В потоке гаджетов убивается иммунитет разумного, взвешенного, самостоятельно-личностного осознания жизни. Где гаджет, там толпа, где книга – личность. Уже одно это налагает огромную ответственность на автора книги. В ней не должно быть никаких сомнительных компромиссов в угоду издателю и не должно быть ни слова неправды. Только ложь нуждается в аргументах. Особенность правды в том, что её не нужно доказывать, она сразу достигает сердца. А потому всякий раз её достаточно лишь проговаривать.

<...>

*

Книгоиздатель не должен быть только торговцем. Расчёт в изданиях на прозу классиков в лучшем случае недостаточен. «Деревню» Бунина, которую упоминает Иван Зорин, действительно сегодня читать не станут. Но стих его, его «Каменную бабу» ещё как прочтут – если вдруг нечаянно её найдут. Действие стиха мгновенно как укол… «Ничего, голубка Эвридика,/ что у нас зима» (Мандельштам)… «Цветы качаются слепые» (Бунин)… «ещё не музыка,/ уже не шум» (Бродский). А вот время многотомных «собраний сочинений» похоже что прошло.

Человек нисколько не изменился, его сжигают одни и те же страсти. Но поменялась жизнь вокруг, и значительная часть классиков перестала быть интересной, они просто не актуальны. К тому же иные из них – величины дутые. Кому нужен сегодня, к примеру, Чернышевский? Хотя его Рахметов вполне достоин быть героем, но выписан ходульно-бледно и в супермены не годится…

В сарае у двух моих знакомых книжников я видел серые от пыли стопки томов Солженицына. Я их понимаю. Ну конечно, Солженицын человек выдающийся, но популярность его была лишь в харизме личности, новизне материала и в том, что он был первым, кто извлёк на поверхность правду, в этом его огромная заслуга.

Он гуманист, историк, архивариус, но не Шекспир. Зарисовки о Гулаге Варлама Шаламова или Льва Разгона эстетически намного сильнее, чем у Солженицына. В сравнении с выдающимися мастерами, описывающими то же время, такими, как Андрей Платонов с его «Котлованом», «Ювенильным морем», «Сокровенным человеком», выглядит он совсем бледно. Так что будет лежать теперь на полках, несмотря на рекламу многолюдных центров нахлебников, паразитирующих вокруг имени.

Наш современник, Солженицын сегодня остался интересным лишь историкам, политикам и политиканам, они его читатели. Как о писателе, о нём уже забыли. Платонов тоже может залежаться, но совсем по другой причине – измельчал и обуржуазился читатель… Нестор привлекает внимание почти исключительно историков (профессионалов и любителей), а вот «Слово о погибели земли русской» или «Слово о полку Игореве» жжёт и сегодня душу каждого русского.

*

30 декабря на канале «Культура» я попал на концерт в Вене четырёх знаменитостей: сопрано Анна Нетребко, тенор Варгас, баритон и меццо-сопрано (я их не знаю, не слышал раньше, имён не упомнил). Все блистали, как же, – бельканто, но более других блистала Анна.

«Нетребка» – от «нэ трэба» (малороссийский диалект), «не нужно». Это она-то не нужна?! Анне Всевышний специально выбрал такую фамилию, чтобы скудоумие и глупость знала, в чём она нуждается, если хочет избавиться от своих пороков. Анна – моя землячка.

На кубанской земле я знал раньше только одну гениальную личность – Евгения Цея, художника, адыга по отцу, русского по матери. Аня ему подстать…

…Она спела «Норму», ещё что-то. А потом спела-сплясала Джудиту Легара – на босу ногу, расшвыряв туфельки по сцене. Захлебнулась в собственном вокале, в чувствах, вышедших из берегов. Захлебнулась, сбилась, рассмеялась… и полетела дальше. Ах, эта русская душа, сметающая любую приличествующую случаю чопорность привычной ко всему рафинированной публики! Зал ревел в овациях и воплях…

*

Я не ошибся, я знаю, как Анна пишет сегодня свою фамилию, – через конечное «о». Только это результат причудливых путешествий родословной во времени. Я уверен, что изначально было «а», и, может, это была кличка, и может, её предки были крепостными. Тем грандиознее высоты, на которых она парит сегодня. Тем значимее дар, вручённый ей Всевышним. Для сопричастных Небу сущностей никаких различий по смехотворным людским меркам Он не делает. Отмечает достойнейших…

*

«Влюбился, кажется, – думает Никита. – Любовь… земная-неземная. Это что такое? Ферромоны… Какие ферромоны? Это Маугли мог заразиться, он стоял рядом, мог дотронуться, хотя она не знала (см. В.М. Зимин «9 новелл о Маугли. Весенний бег»). А я? Я и вижу-то её с расстояния метров двадцать, столько от моего укрытия в самом узком месте. И не весна сейчас, а осень. Бархатная, правда, тихая, без ветра и ненастья… И ничего особенного в ней нет. Не дурнушка, конечно, но и не красавица. Обыкновенная. А тянет на неё смотреть. Как арканом тянет. Утром… Вечером… По ночам снится… Подойти боюсь…»

Цветёнок аленький,
Цветёнок маленький
Душистый мой.
Снежонок таленький
На тай-проталинке,
Весенний мой.
Дружонок дальненький,
Ты где, удаленький,
Ласканный мой?
Я на завалинке
Сижу у спаленки
И жду домой.
Ты где?

В. Каменский

*

Так в чём же дело? Откуда убийцы, воры, насильники, мошенники, «процентщицы-старухи», другие уроды и просто несчастные на нашей планете, предназначенной, казалось бы, только для мира и счастья? Как могли они появиться под нашим солнцем? В нём столько света, тепла и ласки. Не успеет выглянуть – навстречу ликование и радость, хоралы и гимны – беззвучные у деревьев и травы, шёпотом у скал и камней, ликующим крещендо у птиц…

«Bored fuck» – вынес свой приговор-диагноз дон Хуан Карлосу Кастанеде – «рождённый в скучном сексе»: без любви, без страсти, от нечего делать, от чем бы заняться – отбывая номер…

*

Однажды на каком-то из центральных каналов я попал на вокальный конкурс. Тут же вспомнил, что один раз прежде я его уже видел. Четыре члена жюри: двоих я не знаю, двух других узнал – Валерия Леонтьева и Диану Арбенину. Леонтьев там в центре, он – прокуратор, по осанке, внешности и резкости суждений вполне соответствует. Он даже что-то спел.

А вот это напрасно: голос уже сел и потерял краски; но плясал он вполне прилично. Прокуратор есть, но верховодит там Диана (по крайней мере, оба раза, что я видел). В татуировках, с короткой стрижкой, когда в запале и волосы всклокочены, похожа на курицу, которую начали ощипывать, ей на всё тогда плевать. Но ей можно, ей многое можно, она – творец. Она мне в дочки годится, я её люблю, пускай не обижается на меня за курицу. А в биологической шеренге она амазонка, Диана, но не охотница, а воительница, предводительница амазонок. Кому-то же надо…

Я вспомнил другую Диану, из XVI века – Луизу Лабэ. Мне привиделось даже, что они похожи внешне. Может и так, портретов «прекрасной канатчицы», кажется, не сохранилось. Зато живут её сонеты:

Живу в цепях и разрываю путы,
Смеюсь и плачу в тягостном бреду,
И снова ум и сердце не в ладу,
И день мой ясный полон чёрной смуты.

Перевод Э. Шапиро

Но это я так, к слову. В тот вечер событием стало другое.

Появилась на сцене девочка – Мария Клишина. Её и Марией-то язык не поворачивается назвать. Её и не называли – Маня, Машута, Машутка, строже всех Диана, наверно что-то сразу в ней почуяла, она к ней обращалась Маша и даже один раз Мария.

Юная, глазастая, какая-то воздушная в своих белых кружевах-гипюрах. Стрекоза… Дюймовочка… Глаза только серьёзные. И губы поджимала, будто собиралась не петь, а плакать. И что это было, смех или плач, я до сих пор не знаю. Её баллада была гротеском, всё в ней как в жизни – жизнь всегда месит в одно тесто и смех, и слёзы. Мария это знала.
Смеясь и плача, она швырнула в пространство эту правду. Она действительно была Марией, Марией-Девой…

Мария пела о «людях-дикарях», которых «в понедельник мама родила». «Не растут бананы», «не цветёт кокос», всё валится из рук и все усилия кончаются одним злосчастьем. Мария рассказывала об «островитянах», а думала обо всех несчастных, кого мама родила в понедельник… Обо всех мамах, у кого завтра роды, но у кого каждый день недели – понедельник…

27.01.2016. Хутор Покровский

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: